Борьба с контрреволюцией
Автор - канд.ист.наук С.В.Кудрявцев
В конце 20-х годов обстановка в стране вновь обострилась. Вызвано это было рядом обстоятельств: начавшейся первой
пятилеткой, контрольные задания которой неоднократно пересматривались в сторону неестественного завышения; курсом
на насильственную коллективизацию, вызвавшим недовольство широких слоев крестьянства; снижением реальной заработной
платы рабочих и служащих; ростом инфляции, введением карточной системы в городах; ликвидацией последних элементов
новой экономической политики (НЭП); разногласием в верхах партийного руководства по острым вопросам внешней и
внутренней политики. Неурядицы в стране негативно повлияли на настроения в Красной Армии, о чем нарком К. Е. Ворошилов
неоднократно докладывал на Политбюро.
Надвигающийся кризис в стране проходил уже в других условиях, чем в середине
20-х годов. Одна за другой сходили на нет оппозиции сталинскому партийному руководству: были осуждены на партийных
съездах, конференциях и пленумах ЦК линии Троцкого, Каменева, Зиновьева. Троцкизм был представлен как контрреволюционное
течение, как меньшевизм в партии, ставящий своей целью реставрацию буржуазного строя в Советском Союзе. В 1929 году
объявили правооппортунистской позицию Н. И. Бухарина и его единомышленников, призывавших к умеренности в темпах
построения социализма, постепенной индустриализации на базе развития сельского хозяйства при сохранении мелких
крестьянских хозяйств, более рациональной политике заготовительных цен на хлеб.
Н. И. Бухарин
В этих условиях выросли авторитет и влияние И. В. Сталина на весь ход общественно-политической жизни страны.
Это наглядно показало празднование его 50-летия в декабре 1929 года, положившее начало культу личности Сталина
и непререкаемости его власти. Все эти явления выросли до гигантских масштабов в 30—40-е годы.
В условиях становления тоталитарной системы получил широкое развитие
новый метод устранения просчетов и недостатков в хозяйственной политике — применение "чрезвычайщины" и
силового давления. Для проведения этих мероприятий и акций широко привлекались органы государственной
безопасности. С участием ОГПУ провели целый ряд сфальцифицированных показательных судебных процессов над
"вредителями" и "врагами": в 1928 году — "Шахтинское дело" и "раскрытие" контрреволюционной организации —
"Трудовой крестьянской партии (ТКП)", в ноябре-декабре 1930 года состоялся процесс над так называемой "Промпартией".
В 1931 году прошел открытый политический процесс по делу "Союзного бюро ЦК РСДРП (меньшевиков)" и др.
Эти события создали атмосферу всеобщей подозрительности, которая придавала уродливые формы всей общественной
жизни в СССР.
Крен внутриполитического курса в сторону репрессий ярко выразился в
период коллективизации, когда на всей территории Советского Союза началось "фронтальное наступление на кулачество"
и "кулацкие элементы". Коллективизация села и борьба с кулачеством в Ивановской промышленной области, как и в
целом по стране, прошла ряд этапов.
К ноябрю 1929 года из 763898 крестьянских хозяйств области было вовлечено
в колхозы лишь 12500 (1,6 %) хозяйств. Взятая руководством партии политика на ускорение темпов коллективизации
была неоднозначно воспринята в деревне. Часть крестьянства — бед нейшие слои и представители середняков —
добровольно пошли в колхозы. Хотя их отношение к тому, как проводилось это мероприятие, не всегда было
одобрительным. Зажиточные слои деревни не спешили отдавать свое имущество, нажитое непосильным трудом, умением
и трудолюбием, в общее пользование. Споры и разногласия нередко приводили к ожесточенному противостоянию с
односельчанами и властями. Распространение в губернии получили листовки антисоветского содержания. Одной из
активных форм сопротивления коллективизации стали массовые выступления крестьян.
Все это расценивалось властями как активизация борьбы кулачества и усиление
его влияния на колеблющиеся слои деревни. От органов ОГПУ потребовали нанести "оперативный удар" по кулачеству.
В результате к концу 1929 году только в ИПО было учтено 14485 "антисоветских элементов и кулаков". В ноябре-декабре
того же года из их среды репрессировали 1400 человек.
Вслед за этим в феврале-марте 1930 года последовали новые аресты лиц,
активно противодействовавших ходу коллективизации в деревне. Репрессировано 2153 человека. Развернувшаяся
пропагандистско-организационная активность партийно-советских структур подстегнула процесс создания
коллективных хозяйств. К апрелю 1930 года колхозы охватили 79800 (8%) крестьянских дворов. Но допущенные
перегибы низовых партийных и советских органов вызывали массовый выход крестьян из колхозов.
Количество организованных выступлений выросло до 41, в них участвовали 4120 человек.
Весна-осень 1930 года — время активного наступления на кулачество.
Власти проводили политику индивидуального налогообложения, лишения избирательных прав сельчан и т. п.
Именно в этот период число массовых выступлений крестьян достигло своего пика. Всего же за 1930 год
отмечено 251 выступление в селах ИПО, в которых участвовало 20769 человек. Сопротивление властям
проходило также на религиозной почве и связывалось с закрытием и разрушением церквей, арестами
священнослужителей. Ответом явилось ужесточение репрессий и экономическое давление властей на крестьянство.
В сентябре-ноябре 1930 года в деревнях было арестовано 2752 человека.
В конце 1930 — начале 1931 года был взят курс на массовую
коллективизацию в Ивановской промышленной области. В связи с этим активизировались органы ОГПУ.
При их участии началась очередная политическая кампания по выселению кулаков из деревень.
В мае—июне из ИПО выслали на Урал 13130 человек. В ходе этой работы были допущены различные
упущения и перегибы. На сборные пункты, например, доставлялись бедняки, середняки, кулаки, не подлежавшие
выселению (активные участники гражданской войны на стороне советов, семьи красноармейцев,
нетрудоспособные и т. п.). О всех недостатках и виновных лицах ОГПУ информировало областные
и центральные инстанции.
Раскулачивание и выселение привели к тому, что крестьяне,
спасаясь от преследований, бежали на отхожие заработки в города. Всего
по области насчитывалось 3060 бежавших
К июлю 1931 года кампания по созданию колхозов на территории
ИПО в основном завершилась. В результате проведенных социально-экономических и административных
мероприятий с участием ОГПУ было коллективизировано 278481 крестьянское хозяйство (38,9%).
За пределы области выселили 18209 крестьян. Репрессиям подверглись более девяти тысяч человек.
Докладывая в 1931 году в центр об итогах борьбы с кулачеством, полномочный представитель ОГПУ по
ИПО Г. А. Молчанов писал: "Совокупность совпартмероприятий и систематическое изъятие кулачества,
дополненное майским выселением... значительно подорвало экономическую и политическую силу
кулака, перестраивающего свои ряды, изменяющего методы борьбы, продолжающего оказывать активное
сопротивление дальнейшему соцнаступлению. В связи с этим перед органами ОГПУ по ИПО стоит задача
продолжения систематической чистки области от контрреволюционного элемента, увязывая ее (чистку) с
подготовкой к дальнейшему выселению кулачества".
Одним из основополагающих нормативных актов,
закрепивших развертывание широкомасштабной и долгосрочной наступательной кампании
против "врагов" режима, являлся приказ по ОГПУ СССР N 4421 от 2 февраля 1930 года.
Он требовал от местных органов согласно партийной установке "ликвидации кулачества как класса"
и решительного подавления всяких попыток его противодействия советской власти по социалистической
реконструкции сельского хозяйства, а также всемерного усиления работы в городе для "полного
выявления настроений городских прослоек, их связей с деревней и ликвидации проявлений
организованной контрреволюционной активности". Оперативный состав госбезопасности
ориентировался на уяснение "исключительной серьезности и ответственности задач, возложенных на органы
ОГПУ". Особенно требовалось "заострить внимание на строжайшей классовой линии всех мероприятий".
Работа ОГПУ по вскрытию и ликвидации "организованной
контрреволюции" как в центре, так и на местах вновь заметно активизировалась. С 1930 по 1933 год в
Ивановской промышленной области раскрыты: организация "Правых социал-революционеров",
офицерская организация "Союз возрождения России", филиал "Промпартии" и "ТКП" в сельском хозяйстве,
студенческая группа "Союз великого дела", анархистская организация "Союз справедливых" и другие. Все эти
дела были сфальсифицированы местными подразделениями ОГПУ под нажимом из центра.
В сентябре-ноябре 1930 года органы ОГПУ в Ярославле
ликвидировали также несколько "церковно-монархических групп". "Группы" были объединены
в одно следственное дело о местной "контрреволюционной церковно-монархической организации".
К следствию привлекались 117 человек. Среди них — бывшие кадеты депутат Государственной
Думы Д. А. Скульский и княгиня Н. Ф. Енгалычева (вдова расстрелянного в 1918 году за участие в
Ярославском мятеже князя Енгалычева), дворянки А. А. Кубянская и А. А. Курбатова, секретарь
Ярославского митрополита Агафангела — священник Н. П. Розов, фабриканты Вахрамеевы, Дунаевы,
Каюковы, потомственные почетные граждане города Н. Д. Огнянов, Н. А. Милонов, С. И. Орлов, И. Г. Сорокин,
бывшие члены черносотенного "Союза русского народа" В. И. Козлов, Г. П. Соколов, А. Ф. Соловьев,
И. М. Яковлев и другие.
В деревню Маркишево
Ярославского уезда прибыл первый трактор
"Контрреволюционная" деятельность
"организации" тесно связывалась с оппозицией ярославского духовенства руководству Русской
православной церкви во главе с митрополитом Сергием. Обвинения, которые предъявлялись
следователями арестованным, основывались на следующих фактах: получение и распространение
среди верующих Ярославля и окрестных селений писем (директив) от ссыльных архиереев, в частности,
епископов Варлаама (В. С. Ряшенцева), Вениамина (Воскресенского) и других; сбор денежных
и иных средств для помощи "контрреволюционной" ссылке; распространение "слухов" о насилиях со
стороны большевиков над высланными священнослужителями, близкой войне и свержении
советской власти; хранение оружия, царских портретов, различной монархической символики и
запрещенной литературы.
Ряду лиц ставилось в вину участие в "подавлении революционного
движения и активной борьбе против рабочего класса в дореволюционный период". По решению "тройки"
ОГПУ по ИПО от 8 февраля 1930 года "участники организации" были приговорены: 3 человека к 5 годам
концлагерей, 21 — к 3 годам концлагерей, 43 человека — к 3 годам высылки, 15 — к 2 годам высылки, 1
человек — к принудительным работам, 9 осуждены условно и 11 человек были освобождены от наказания.
В конце 20-х — начале 30-х годов определились основные
направления оперативной деятельности органов госбезопасности. На основе агентурных данных заводились
групповые следственные дела по категориям: дворяне, торговцы, белогвардейцы, чины жандармерии и полиции
и т. д., участники вооруженных выступлений бело-зеленых и белогвардейских мятежей и восстаний периода
гражданской войны. Арестовывались раскулаченные, судимые и административно высланные в период
коллективизации лица. Брались под стражу священнослужители и миряне, разделявшие взгляды и принципы
"Истинно православной церкви" и выступавшие против митрополита Сергия, принявшего в 1927 году
Декларацию о признании советской власти; активные участники бывших политических партий (эсеры,
меньшевики, анархисты и др.).
Со всех концов страны в Москву направлялись спецсообщения,
сводки и отчеты, свидетельствовавшие о масштабной операции органов ОГПУ по вскрытию и
ликвидации филиалов так называемой "Всероссийской контрреволюционной церковно-монархической
организации — Истинно православная церковь (ИПЦ)".
Названное религиозное течение являлось массовым движением,
охватившим большое количество служителей религиозного культа, верующих и сочувствовавших им
мирян. Основные операции по массовому репрессированию его участников были проведены еще
в 1929—1930 годах во многих областях России, Украины и Белоруссии. Последователи ИПЦ имели
твердое и непреклонное "желание бороться с безбожной властью за укрепление церкви и
православной веры". Они разделяли и провозглашали положение о том, что "каждый верующий
есть воин Христов и должен защищать истинно православную церковь и веру".
Гонения и многочисленные судебные процессы не
прекращались до 1933 года, когда перестал существовать последний легально действовавший
храм ИПЦ. В марте-мае 1934 года на территории Ивановской промышленной области органы
ОГПУ—НКВД ликвидировали две религиозные организации, охватившие своей деятельностью
северо-западные районы ИПО (Большесельский, Борисоглебский, Мышкинский, Некоузский,
Ростовский, Рыбинский, Угличский и Ярославский). В октябре того же года чекисты "вскрыли"
группу последователей ИПЦ в Костроме во главе с епископом Макарием Уманским
(М. Я. Кармазиным). В самую крупную из них входило 28 человек. В дальнейшем органы
НКВД "выявили" еще несколько подобных групп. В основном ликвидировался актив движения.
В первой половине 1930-х годов на территории
Ивановской промышленной области нелегально действовали секты: "анисимовцев",
"евангелистов", "иоанитов", "истинно православных христиан", "истинно православных
христиан странствующих" и др. Многие из организаторов и духовных наставников
общин уже не раз арестовывались за религиозные убеждения или отбывали сроки
наказания в лагерях, тюрьмах и в ссылке. Их члены конспиративно поддерживали
с ними связь. Все эти группы представляли собой "остатки ликвидированных в разное
время контрреволюционных сектантских организаций". По данным ОГПУ по
Ярославскому району насчитывалось 2180—2750 сектантов.
Определить точное количество лиц, входивших в
конспиративные секты, а также их установочные данные (фамилии, имена и отчества, годы и
места рождения и др.) было делом достаточно трудоемким. Поэтому органы госбезопасности
при разработке агентурно-оперативных материалов и проведении следствия ограничивались
только тем, что можно было проверить. Например, из 21 человека, проходившего по
следственному делу "истинно православных христиан" в 1936 году, достоверные данные
имелись только на семь человек. Поэтому остальные члены общины ИПХ были осуждены
под их "условными" именами — Александра, Евникия, Степанида Моисеевна и т. д.
С апреля 1936 по июль 1937 года Ярославским
УНКВД было ликвидировано 56 "церковно-сектантских групп". Число арестованных — 321 человек.
Кроме того, аресту подверглись и "одиночки" — 67 человек.
В зависимости от политической ситуации власти
обращали свой карающий взор на различные слои населения. В 20-е годы широко
применялись репрессивные действия в отношении горожан. Во время коллективизации
усилия ОГПУ концентрировались в основном
В первой половине 1930-х годов на территории
Ивановской промышленной области нелегально действовали секты: "анисимовцев",
"евангелистов", "иоанитов", "истинно православных христиан", "истинно православных
христиан странствующих" и др. Многие из организаторов и духовных наставников общин
уже не раз арестовывались за религиозные убеждения или отбывали сроки наказания в
лагерях, тюрьмах и в ссылке. Их члены конспиративно поддерживали с ними связь. Все
эти группы представляли собой "остатки ликвидированных в разное время
контрреволюционных сектантских организаций". По данным ОГПУ по Ярославскому
району насчитывалось 2180—2750 сектантов.
Определить точное количество лиц,
входивших в конспиративные секты, а также их установочные данные (фамилии,
имена и отчества, годы и места рождения и др.) было делом достаточно трудоемким.
Поэтому органы госбезопасности при разработке агентурно-оперативных материалов
и проведении следствия ограничивались только тем, что можно было проверить. Например,
из 21 человека, проходившего по следственному делу "истинно православных христиан" в
1936 году, достоверные данные имелись только на семь человек. Поэтому остальные
члены общины ИПХ были осуждены под их "условными" именами — Александра,
Евникия, Степанида Моисеевна и т. д.
С апреля 1936 по июль 1937 года Ярославским
УНКВД было ликвидировано 56 "церковно-сектантских групп". Число арестованных
— 321 человек. Кроме того, аресту подверглись и "одиночки" — 67 человек.
В зависимости от политической ситуации власти
обращали свой карающий взор на различные слои населения. В 20-е годы широко применялись
репрессивные действия в отношении горожан. Во время коллективизации усилия ОГПУ
концентрировались в основном на "очищении" деревни. К середине 30-х годов
ориентиры вновь изменились. Центр карательной политики стал перемещаться в города.
Теперь органы выявляли "контрреволюционные" группы на промышленных предприятиях,
в учреждениях и организациях. Под репрессии попадали представители всех слоев городского
населения.
По Ярославлю в этот период следует выделить дела
о "контрреволюционной террористической группировке интеллигенции среди
преподавателей учебных заведений", о "контрреволюционной студенческой группировке
троцкистского характера пединститута", о "контрреволюционной группировке, связанной
с филиалом "Российской национальной партии", об "антисоветской группировке,
состоявшей из работников искусства (Театра юного зрителя)", о "троцкистской группировке,
состоявшей из литературных работников" и другие.
В 1933 году ОГПУ СССР проводилось следствие
по делу о "контрреволюционной, национал-фашистской организации", именовавшейся
"Российская национальная партия" (РНП). В принадлежности к ней обвинялись 32 человека,
в том числе академики Н. С. Державин, М. С. Грушевский, В. И. Вернадский, Н. С. Курнаков,
В. Н. Перетц, члены-корреспонденты АН СССР Н. Н. Дурново, Г. А. Ильинский и др.
В литературе эта акция упоминается преимущественно как "дело славистов" и по существу
является первым известным делом о "партии русских фашистов" в СССР. Разработка и
следствие по активу РНП проводились в Москве и Ленинграде. Свое продолжение эта
операция получила и в других городах страны. В начале февраля 1934 года в Ярославле
чекисты раскрыли и ликвидировали "контрреволюционную группу преподавателей
средних учебных заведений". В нее входили В. С. Царапкин, М. К. Студицкий, Г. П. Сафонов,
С. В. Парунин и Б. А. Черепанов. В оперативных материалах указывалось, что эта "группа"
состоит из "враждебно настроенных к советской власти и социально-чуждых лиц".
Среди участников РНП, арестованных по "московскому делу", проходили
профессора московских вузов — ученые-слависты И. Г. Голанов и А. М. Селищев, тесно связанные с
научно-преподавательской средой Ярославского педагогического института. В итоге следственных комбинаций
возникло еще одно дело о "филиале РНП" в Ярославле, который якобы сложился под организационным и политическим
воздействием "московского центра", а его "организатором" был объявлен И. Г. Голанов. В последующем развитие
тезиса о фашистской угрозе и наличии в СССР "пятой колонны" получило дальнейшее продолжение.
В связи с проведением руководством ВКП(б) партийной "чистки"
в 1933—1936 годах органы госбезопасности уделяют повышенное внимание данным о якобы имевших место в обществе
"троцкистских проявлениях". В результате полученных агентурно-оперативных материалов, а также поступавших из
партийных организаций данных о троцкистах и заявлений членов партии о троцкистских выступлениях или колебаниях
того или иного лица органы НКВД сфабриковали значительное количество следственных дел о "троцкистских
организациях и группах".
С апреля по декабрь 1936 года Ярославское УНКВД завело ряд
групповых следственных дел по обвинению в "троцкистской" деятельности и агитации: по Ярославскому
педагогическому институту, резиноасбестовому комбинату, заводу N 62, паровозоремонтному заводу
и заводам СК-1, "Красный маяк", тормозному, фабрике "Красный Перекоп", областному отделению
ТАСС, редакции областной газеты "Северный рабочий" и др., два дела по авиазаводу N 26 и авиаинституту
в Рыбинске, одно дело по Нагорьевскому району.
Говоря о расследовании групповых следственных дел о
"контрреволюционных" преступлениях, можно выделить ряд аспектов оперативно-следственной практики.
Следствию предшествовали агентурно-оперативные мероприятия и разработка данных, полученных гласным
и негласным путем, о лицах, событиях и фактах их "противоправной деятельности". Реализация
"компрометирующих" материалов в уголовные дела осуществлялась в соответствии со статьями
действовавшего уголовного кодекса РСФСР 1926 года с изменениями и дополнениями, внесенными
в конце 20-х — 30-е годы. Поэтому говорить о том, что органы госбезопасности привлекали к уголовной
ответственности лиц самочинно, без каких-либо оправдательных документов (оперативных,
уголовно-процессуальных) нельзя. Другое дело, что следствие велось крайне необъективно,
что соответствовало практике, сложившейся еще в годы гражданской войны.
В процессе предварительного расследования
дел следователями ОГПУ—НКВД работники прокуратуры проводили дополнительные
допросы и очные ставки арестованных, но в большинстве случаев их претензии к
чекистам касались лишь отдельных формальных сторон соблюдения требований
уголовно-процессуального законодательства и в целом не противоречили и не изменяли
сам репрессивный механизм следствия.
Двухэтажный троллейбус ЯТБ-3. 1938 г.
Наиболее важными требованиями,
которые предъявлялись как центральным аппаратом ОГПУ—НКВД СССР, так и прокуратурой
к органам госбезопасности на местах, были требования о соблюдении сроков ведения следствия
(не более 2-х месяцев), о праве арестованных на обязательное ознакомление со всеми материалами
следственного дела (статья 206 УПК РСФСР) и другие нормы УПК. За нарушения на виновных
должностных лиц накладывались взыскания.
Однако многие факты процессуальных нарушений в
следственной практике оставались вне внимания как центрального аппарата ОГПУ—НКВД СССР,
так и надзирающих прокуроров, хотя сведений об этом было много в заявлениях и жалобах
арестованных и осужденных. Наиболее серьезными являлись такие вопросы, как массовое
привлечение лиц к следствию, меры психологического и физического воздействия на
арестованных, проведение допросов ночью (у оперативных работников был
ненормированный рабочий день), субъективность следователей в оценке
действий или бездействий того или иного лица. Ошибки и просчеты трактовались
как "контрреволюция" или "вредительство", в то время как совершались они в большинстве
своем вследствие халатности или небрежности.
Объяснение этому, очевидно, следует искать в том,
что следствие рассматривалось только как превентивная мера по "очищению" советского
общества от "вражеских", "социально чуждых" и "вредительских элементов". Особенно это
касалось лиц, уже имевших судимость или несколько судимостей за "контрреволюционные"
преступления. Во многих случаях указанная категория граждан арестовывалась в качестве
руководящего актива или активных членов той или иной "контрреволюционной" организации.
Г. Г. Ягода
Обвинительные заключения по следственным делам
декларировали, что ОГПУ—НКВД были "вскрыты контрреволюционные организации",
а своевременная ликвидация предотвратила возможность их разветвления.
Поэтому нередко в таких документах органов госбезопасности и прокуратуры указывалось:
несмотря на то, что основания для предания лиц суду следует признать недостаточными,
тем не менее, руководствуясь специальными указаниями ОГПУ—НКВД и Прокуратуры
СССР, подобного рода дела следует направлять на рассмотрение во внесудебном порядке в
частности на Особое совещание при ОГПУ (с 1934 года НКВД) СССР. И все же в первой
половине 30-х годов 78 процентов следственных дел рассматривались судами и лишь
18 процентов дел передавались во внесудебные органы.
В этот период органы госбезопасности так же, как и другие партийные и
государственные структуры, выполняли "заказ" верхушки партийно-советского
руководства по проведению репрессивной политики, нацеленной на укрепление
политического режима в СССР и личной власти И. В. Сталина. После убийства в
декабре 1934 года руководителя Ленинградской парторганизации С. М. Кирова
карательная политика еще более усилилась.
Факт убийства Кирова Сталин
использовал для расправы с неугодными ему людьми и укрепления своей власти.
